Параллели. Страница 11

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11

С другой стороны, балаган — это театр народа, и народ в представлении Блока— единственная сила, способная преодолеть всеобщее омертвение и разложение в буржуазном обществе. Народ — это сила истории, «гармония», которую поэт противопоставляет «хаосу» современной жизни, балаган взрывает ее неистинность. В балагане, народном театре видел Блок начало нравственного здоровья и молодости: «В объятиях шута и балагана мир похорошеет, станет молодым».

В народной театральной стихии, справедливо считал Блок, заключены начала истинности, правды, созидания; через театр они приходят в мир, и народный актер — их глашатай:

Актеры, правьте ремесло,
Чтобы от истины ходячей
Всем стало больно и светло!¹.

В общении с творческой душой народа приобретает художник силу, позволяющую ему преодолеть все суетное, неживое, неистинное, с чем встречается он в мире. И только тогда творчество художника истинно, когда, как говорил Пушкин, оно «любезно народу». И Блок писал:

В тайник души проникла плесень,
Но надо плакать, петь, идти,
Чтоб в рай моих заморских песен
Открылись торные пути².

>Балаганный театр, как это хорошо знали Блок и Кустодиев, хранил и развивал традиции древнего народного театра. Он обладал своеобразным, родным народу языком, в котором была свобода и раскованность, рождавшие возможность импровизации, особой контактности со зрителем, злободневность, сосуществующая с традиционной устойчивостью образов и ситуаций. Они отточены временем и являются как бы определенной театральной формулой, понятной народному зрителю, который удовлетворяет в балагане и свою потребность в социальной сатире и в романтическом идеале.

Специфика балаганного театра рождала возможность той амбивалентности, которая так мастерски использована Блоком, превращавшим воспеваемую символистами Смерть («Балаганчик») в девушку из простонародья, а плясунью в мечту поэта, русскую сектантку и даже комету («Песнь судьбы»).

И Блок, и Кустодиев в совершенстве владели искусством балаганной комедии и знали язык балагана, но их «балаганность» не равноценна. Блок обращается в своем творчестве к европейскому народному театру, Кустодиев, верный своей русской музе, — к русскому балагану. Блок вдохновлялся народным итальянским театром масок. Арлекин, Коломбина, Пьеро пришли в искусство поэта оттуда. В блоковском «Балаганчике», поставленном Мейерхольдом и оформленном Сапуновым, традиционные для театра масок образы и ситуации «привиты» к образности русских символистов, это сочетание традиционности и заостренной злободневности создают «эффект развенчания», когда вселенские мистические видения символистов низводятся до уличного представления.

Виртуозно оперируя ситуациями, образами народного балагана Запада, воспринимая специфику театра масок как народного театра и чувствуя себя как в родной среде, Блок, видимо, оставался холоден к русскому балагану, театральность которого казалась ему, возможно, грубой и примитивной. Характерно, что и А.П. Чехов не чувствовал русского балагана. И только Кустодиев, вооруженный представлениями о народной художественной культуре как о культуре целостной и о народном русском площадном театре как важнейшей ее области знал истинную цену русскому народному балагану. В творчестве Кустодиева балаган это важнейшая область художественного творчества народа; художник относится к нему с большим интересом, уважением и доверием к его общественной и эстетической ценности. В народном театре художник ценит непосредственность, духовное здоровье, творческую инициативу; ему понятен язык народного юмора, своеобразие балаганной комедии, уходящей своими корнями в древнее скоморошество. Балаганный театр находит в творчестве Кустодиева умного и вдумчивого интерпретатора с такой веселой и жизнерадостной душой, как и те, кто создавал народный площадной театр.

Революция открыла большие возможности для рождения творческой инициативы народа, и в разных концах страны стали возникать фабричные, крестьянские, солдатские театры. Блок, входивший в репертуарную секцию Театрального отдела Наркомпроса, был очень озабочен тем, чтобы народ приобщался к настоящему искусству и разрабатывал репертуар для возникающих народных театров, ратуя за включение в него классической драматургии, русской и западной.

Но Кустодиев пошел дальше, его балаганы — это поистине детище народа; в балагане и актеры, и режиссер, и музыкальное оформление, и декорации — все создано в традициях самого народа. Кустодиев изображал русский балаган в своих многочисленных «Масленицах», «Балаганах» и «Праздниках» (в живописи, графике и театральной декорации). Народный театр естественно вписывался в искусство Кустодиева.

Глубоко постигнувший народный гений во всех областях творчества — декоративно-прикладном искусстве, народной деревянной архитектуре, фольклоре, обрядах, музыке и танце, философской народной мысли, он не мог обойти балаган, как важнейшую область народной художественной культуры. Кустодиев понимал значение балагана в жизни народа, балаган был народным театром, народной эстрадой и народной трибуной, выражая мысли, надежды, идеалы народа и его эстетические вкусы. Поэтому Кустодиев с таким вниманием и интересом изучал и старался понять все, что относилось к народной зрелищной культуре, как бы вступая в спор с утверждением Блока, что «балаган, перенесенный на Мариинскую сцену, есть одичание, варварство (не творчество)». Кустодиев «переносит» балаган на большую сцену: спектакль «Блоха» (по Лескову), представлявший народное балаганное действо, был дважды в декорациях Кустодиева поставлен в лучших театрах страны. Режиссерский замысел и художественное оформление строились в «Блохе» на самых смелых метафорах, ассоциациях и сопоставлениях, которые рождали бесконечные возможности для шутки, смеха, иронии и догадок самого подчас смелого и рискованного свойства.

Обращение профессионального театра к театру народному было рождено временем, революцией, которая разбудила творческую инициативу народа. И Кустодиев, всегда чутко слушавший пульс народной жизни, доверявший гению народа, создал вместе с режиссером спектакль, продемонстрировавший, как ярко, богато, многогранно творчество народа, как оно питает и обогащает искусство художника-профессионала.

Сам Кустодиев вспоминал о постановке «Блохи» и говорил, что все происходит как бы в балагане, изображенном на лубочной народной картинке: все яркое, пестрое, ситцевое, «тульское» и «Питер», и сама «Тула», и «Англия». Отсюда «особо роскошный» «дворец Царя», «игрушечная Тула» и «не нашенская», диковинная «Англия».

Веселый и крепкий язык пьесы требовал таких же красок: «красный кумач, синий ситец с белым горошком (он же снег), платки с алыми цветками — вот фон, на котором движется пестрая вереница баб, англичан, мужиков, музыкантов, девок, генералов с глуповатым царем впридачу» . И эта пестрота цвета, и дурашливо-занозистые реплики героев, и лубочные декорации с их причудливыми пропорциями и немыслимыми комбинациями вещей, и карнавальные костюмы актеров — все это рождало веселую зрелищность спектакля, которая не воспринималась на профессиональной сцене ни «варварством», ни «одичанием». Балаган в интерпретации Кустодиева был создан строго по законам народного площадного театра, и художник сумел показать в нем самое ценное, жизнестойкое, художественно-долговечное.

Мастеру «Балаганчика» не довелось видеть кустодиевского балагана — его «Блоху», так блистательно прошедшую в кустодиевском оформлении на сценах Москвы и Ленинграда и завоевавшего благодарное восхищение зрителей.

Кустодиев и Блок — прекрасные дети России, они рождены и вскормлены ею, и как благодарные сыновья платили ей безмерной любовью.

Россия — главная и лучшая песнь Кустодиева и Блока, главная забота и боль. В творчестве художника и поэта получили отражение — прямое или косвенное — проблемы, искания, направления художественной и социальной мысли России первой четверти XX века. И Блок, и Кустодиев с сейсмографической чуткостью откликались на все, что волновало общественность страны. Поэт и художник верили в свой народ, в его силу и созидательные возможности, они видели в нем залог будущего России.

Широта творческих горизонтов Кустодиева и Блока огромна. Художник и поэт редкостно дополняют друг друга, являя собой некое целое, рожденное русской историей, русской землей. Поэтому как бы в унисон для Блока и Кустодиева звучат слова поэта: «Слышите ли вы задыхающийся гон тройки? Видите ли вы ее, ныряющую по сугробам мертвой и пустынной равнины? Это Россия летит — неведомо куда — в сине-голубую пропасть времен — на разубранной и разукрашенной тройке... » Великий полет России им довелось увидеть только в самом его начале, на старте истории, но оба художника были среди тех, кто в искусстве направлял ее полет.

¹ Там же. С. 123.
² Там же.

Следующая глава

1-2-3-4-5-6-7-8-9-10-11

Московский трактир (1916 г.)

Портрет Ф.И. Шаляпина (Б.М. Кустодиев, 1922 г.)

Усадьба в парке (Б.М. Кустодиев, 1912 г.)