Борис Кустодиев. Отрывок из книги "Мастера и шедевры". Страница 5

1-2-3-4-5-6-7-8

И как великолепно противоборствуют этим горячим краскам холодные: голубые, лазоревые, бирюзовые, сапфировые.

Красавица - русская Венера. Она пришла к нам из самоцветных народных сказов, где текут молочные реки, где бродят добродушные лешие, где все дышит силой и чистотой.

Я нисколько бы не удивился, если в какой-то миг исчезли бы, как сон, тяжелый комод, неуклюжие сундуки, атласное пуховое одеяло - вся эта нехитрая "купецкая" роскошь, - и наша героиня чудом вдруг оказалась бы на берегу сказки, со всеми атрибутами колдовства: Жар-птицей, Иваном-царевичем, злой Бабой Ягой, добрым Месяцем Месяцовичем.

Вернемся на Землю. Вот что повествует сын художника о создании "Красавицы":

"В апреле 1915 года мы переехали на Введенскую, где была мастерская с двумя большими окнами, выходящими на улицу ...

Вскоре отец принялся здесь за работу над картиной "Красавица", явившейся своеобразным итогом исканий собственного стиля, начатых еще в 1912 году.

Основой для картины послужил рисунок карандашом и сангиной, сделанный с натуры (позировала актриса МХТ Ш). С натуры написано и пуховое одеяло, которое мама подарила отцу в день рождения.

Он работал над картиной ежедневно, начинал в шесть-семь часов утра и работал весь день.

В десятых числах мая мои мать и сестра уехали в "Терем", и мы остались вдвоем. Как-то бабушка, жившая в то лето в Петербурге, принесла нам три гипсовые фигурки, купленные на Сытном рынке. Они отцу очень понравились, и он вписал их в картину (на комоде, справа). Дома у нас хранилась чудесная старинная стенка сундука с росписью по железу - на черном фоне красные розы в вазе. Отец воспользовался и этим мотивом для yзоров на сундуке, хотя цвет и изменил".

В некоторых толстых монографиях о Кустодиеве авторы настойчиво приписывают художнику некий постоянный скепсис. Они ухитряются разглядеть в стиле, почерке живописца, создавшего своих бессмертных красавиц, сатирический оттенок, некий всегда присутствующий чуть ли не сарказм.

Им, видите ли, кажется, что Кустодиев где-то все время подсмеивается, подтрунивает над своими героинями.

А между тем сам Кустодиев, по свидетельству современников, был всегда влюблен в своих героинь, а "Красавицу" считал венцом исканий, воплощением своего стиля.

Кстати, эта картина, как, впрочем, и вообще творчество Кустодиева, нашла высокую оценку у Горького. Известно, что художник подарил великому русскому писателю повторение "Красавицы".

Но послушаем самого мастера:

"Не знаю, удалось ли мне сделать и выразить в моих вещал то, что я хотел, - любовь к жизни, радость и бодрость, любовь к своему русскому - это было всегда единственным "сюжетом" моих картин".

Вальяжные, пышнотелые, полнокровные красавицы Кустодиева были антитезой анемичным, бескровным, рафинированным жеманницам декадентских полотен.

И поэтому "Купчихи" вызвали такую реакцию у тогдашних критиков и искусствоведов.

"Провинциалки" Кустодиева были им явно не ко двору.

Но бог с ними, с модернистами, создающими своих прелестниц из проволоки, битого стекла и мусора.

Но не к любителям ли "измов" обращены горькие слова Кустодиева:

"Мы, русские, не любим свое, родное. У нас у всех есть какое-то глубоко обидное свойство стыдиться своей "одежды" (в широком смысле этого слова), мы всегда стремимся скинуть ее и напялить на себя хотя "поношенный", но обязательно чужой пиджачок".

И дай бог, чтобы эти слова относились лишь только к художественным критикам и художникам-модернистам начала нашего бурного века.

Мало кому в истории русского искусства столько доставалось от художественной критики и от коллег-живописцев, сколько Кустодиеву.

Футуристы кляли мастера за то, что он никак не может порвать пуповину, связывающую его с Репиным, и поэтому все "оглядывается на передвижников". Декаденты почитали его искусство "безнадежно фотографическим". "Солидные" критики из большой печати десятых годов называли шедевры Кустодиева "лубочными".

Молодые критики, освоившие приемы вульгарной социологии, навесили в 20-х годах на живописца ярлык "последнего певца купецко-кулацкой среды".

Вот что вспоминает дочь художника Ирина Борисовна о тех временах:

- Как-то сидим с отцом в парке, около моря. Подошли какие-то две девицы. Некрасивые, тощие. Стали они критиковать:

"Не так пишете, по старинке. Вы видите только вперед, а теперь это никому не нужно, отжило".

Стали учить, как надо писать, чтобы видеть и слева и даже через себя, назад.

Показали и свои "произведения" - мазки одной краской в разные стороны. Папа выслушал их, а потом, как всегда, добродушно иронизируя, сказал:

"Спасибо за урок, милые барышни, но мне вас жаль! Сколько прекрасного вы не видите в жизни. Уж очень много смотрите направо, налево, вбок и назад. А впереди, главного не видите!"

Кустодиев довольно спокойно относился к подобным встречам. Художник любил искусство. Он работал, невзирая на хулу и брань, хотя читать о себе ежедневно всякую пакость, наверное, неприятно и досадно.

1-2-3-4-5-6-7-8


Жнея (Б. Кустодиев, 1924 г.)

Портрет Ю.Е. Кустодиевой (Б.М. Кустодиев, 1922 г.)

Жатва (Б. Кустодиев, 1914 г.)