Борис Кустодиев. Отрывок из книги "Мастера и шедевры". Страница 3

1-2-3-4-5-6-7-8

Купчихи (Б. Кустодиев, 1912 г.)
Голубой домик (Б. Кустодиев, 1920 г.)
Портрет И.Б. Кустодиевой, дочери художника
Портрет И.Я. Билибина (Б. Кустодиев, 1901 г.)

Тяжкой болезнью художник был выброшен из этого замкнутого круга, изъят из засасывающего потока заказов.

В Швейцарии, в Лейзене, оставшись наедине с собой, он особенно остро почувствовал пагубность сутолоки. Он вспоминал родину - яркую, радужную, горькую и чарующую. И он пишет свою мечту о России - здоровой, самоцветной, самобытной:

"...Начал для Нотгафта, то есть, вернее, для никого, потому что, если очень удачно выйдет, не отдам - жалко, сделаю другое что-нибудь. Стоят такие купчихи, белотелые, около магазинов, а вдали, за ними - Кинешма. Одну из купчих рисую с Зеленской - она чудесно подходит к этому типу".

И далее, в другом письме, он рассказывает:

"Провожу праздники в совершенном одиночестве, если не считать 4-х "купчих", общество которых каждый день его скрашивает. Это купчихи на Вашей картине, которую пишу все эти дни вовсю..." По удивительному стечению обстоятельств Гоголь в свое время также проходил курс лечения в Швейцарии.

И тоже вдали от России задумывал. Тут я прерываю свои размышления, ощутив строгий взгляд читателя.

Ну как же можно сравнить масштабность замыслов Гоголя и меру его свершений с Кустодиевым! А я и не пытаюсь приравнивать или сравнивать "Мертвые души" и "Купчих". Но все же прочтите слова Гоголя и подумайте о капризах судьбы:

"Все начатое переделал я вновь, обдумал более весь план и теперь веду его спокойно, как летопись. Швейцария сделалась мне с тех пор лучше, серо-лилово-голубо-сине-розовые ее горы легче и воздушнее. Если совершу это творение так, как нужно его совершить, то... Это будет первая моя порядочная вещь - вещь, которая вынесет мое имя".

Справедливости ради стоит упомянуть, что "Купчихи" Кустодиева были первой из серии шедевров, которые были созданы живописцем в короткий промежуток между 1912 и 1927 годами - всего за пятнадцать лет.

Отныне, начиная с этой картины, Кустодиев мог повторить с полным правом слова Гоголя: "Мысли мои, мое имя, мои труды будут принадлежать России".

Вернувшись из Швейцарии на родину, Кустодиев снова с головой окунается в петербургский омут. Он с горечью говорит:

"Ах, эти заказы, просьбы... Не хватает мужества от них отказаться, а они так мешают главному - замыслам, которые надо осуществить...

Пока еще все бегаю по городу, устаю и не могу наладить работу - сразу на меня свалились всякие дела, мало относящиеся к моей работе. Думаю, что завтра или послезавтра, наконец, засяду как следует..."

Проходит день, неделя, еще месяц, год, а царство суеты не отпускает из своих цепких лап художника. Но начало, положенное в далеком Лейзене, требовало от живописца продолжения, не давало покоя, тревожило душу.

И среди каждодневной работы, тревог и забот Кустодиев не забывает о своей мечте:

"Занят сейчас кое-какими картинами, портретом и мечтаю все о большой работе, и, как всегда, когда был здоров, не писал того, что хотел, а вот теперь смерть как хочется начать большую картину и тоже "купчих", уж очень меня влечет все это"

К великому сожалению, дорога к желанному не всегда бывает скорой и прямой. Проходит еще не один месяц, пока живописец осуществляет свое заветное желание. Он, наконец, как бы возвращается к себе. Однокашник художника по Академии, по мастерской Репина Иван Билибин писал о своем друге:

"Волга и Кустодиев неразъединимы. Поволжские города, ярмарки, розовые и белые церкви с синими и золотыми куполами, дебелые купчихи, купцы, извозчики, мужики - вот его мир, его матушка Волга и его Россия. И все это здорово, крепко и сочно".

И Кустодиев снова, как в Лейзене, поет свою заветную песню.

Он начинает писать в 1914 году ставшую знаменитой и ныне находящуюся в Русском музее "Купчиху".

Это она нас встречала в первом зале юбилейной выставки в Академии художеств.

Наконец Кустодиев находит себя. Невзирая на новые симптомы временно притихшего недуга, художник с необыкновенным подъемом создает один шедевр за другим: "Красавица", "Девушка на Волге". Вслед за ними он пишет блистательную серию картин-песен "Масленицы", сверкающую панораму русских празднеств, народных гуляний, калейдоскоп неповторимых по сочности и яркости красочных сочетаний, Репин, учитель Кустодиева, писал:

"На Кустодиева я возлагаю большие надежды. Он - художник даровитый, любящий искусство, вдумчивый, серьезный, внимательно изучающий природу. Отличительные черты его дарования; самостоятельность, оригинальность и глубоко прочувствованная национальность; они служат залогом крепкого и прочного его успеха".

И ученик оправдал надежды. Репин был в восторге от его "Маслениц", да и художественный мир наконец заметил новую красоту, найденную Кустодиевым.

Были и иные мнения. Один маститый академик выступил с яростным протестом против закупки "Масленицы".

"Это лубок, а не живопись!" - исторгал он в гневе.

Думается, что история русской живописи, да, впрочем, и не только русской, знает немало примеров, когда убеленные сединами мастера не всегда справедливо определяли меру художественности того или иного произведения.

И снова на память приходит буря насмешек и поношений, которые вызвали картины Жерико, Делакруа или Эдуарда Мане, ныне ставшие классикой.


1-2-3-4-5-6-7-8



27 февраля 1917 года (Б. Кустодиев, 1917 г.)

Автопортрет с книгой (Б. Кустодиев, 1920 г.)

Автопортрет (Б. Кустодиев, 1910-1914 г.)