Реальность или грезы? Страница 1
1-2-3-4-5-6
Борис Михайлович Кустодиев сейчас один из самых популярных русских художников.
Б.М. Кустодиев оказался доступным своим широкому зрителю, и не только русскому. Причина этой доступности в остром чувстве национального, привязанности к быту, обычаям, традициям, жизненному укладу народа, стремлении понять и выразить национальный характер и народные эстетические идеалы.
В этом смысле творчество Кустодиева очень современно, так как он решает вопросы, которые сейчас, когда так резко изменились и продолжают меняться издавна сложившиеся народные устои жизни и многое из нее безвозвратно уходит, волнуют нашего современника, заставляя с особой пристальностью всматриваться в эти уходящие формы народного бытия, удерживать в нем наиболее ценное, своеобразное, эстетически значимое.
Творчество Кустодиева обладает удивительным свойством узнаваемости, так как оно обращено к памяти народа, нации. Поэтому, наверное, многими пишущими о нем владеет иллюзия, что оно легко открывается и просто познается. Однако Кустодиев не так прост, а его искусство далеко не так доступно неподготовленному восприятию, как кажется на первый взгляд.
Кустодиев выглядит таким простодушным! Его герои с наивной откровенностью демонстрируют перед зрителем себя, свой дом, свои привычки и вкусы; бесхитростно рассказывают о своей несложной жизни: что они едят и покупают на ярмарках, как пьют чай, спят, ходят в баню, торгуют в лавочках, купаются в реке, катаются на тройках, веселятся в балаганах, топят печи, играют на гармошках, ухаживают, женятся, умирают и какие отношения у них с богом.
И кажется, что художник весь здесь — добродушный, улыбчивый, веселый и чуть насмешливый рассказчик. Но это не так. При всей своей открытости его искусство непросто «дается в руки».
Оно как бы ускользает, оборачивается иным и, кажется, соединяет в себе противоположные начала, будучи одновременно простым и сложным, бытовым и духовным, наивным и философским. На поверхности видима лишь его часть, остальное скрыто и открывается только внимательному исследователю.
За простодушной речью художника скрыты глубинные его мысли, сложнейшие проблемы современной художнику культуры, общественных отношений, горизонтов Истории...
В последние годы исследователи творчества Кустодиева стремятся проникнуть именно в эти глубины, в эту скрытую от поверхностного взгляда «подводную» часть искусства художника, и совокупными их усилиями все более широко и точно определяются его масштабы, границы, идейная структура.
Если оставить в стороне многочисленные статьи, преследовавшие цели простой информации или рожденные модой на народное и национальное, а потому и на Кустодиева, если откинуть некоторые скороспелые и поверхностные суждения тех, кто, специально не занимаясь творчеством художника, взялся за перо, побуждаемый энтузиазмом и восхищением зрительских масс, если проанализировать кустодиевскую прессу, содержащую «жемчужное зерно» правды о нем, то становится особенно ясным, что узнаваемостью далеко не исчерпывается смысл его искусства.
Это только первый слой, за ним лежат глубины, касающиеся мироотношения художника, его размышлений о России и судьбе русского народа, его философии искусства.
Именно это и составляет фундамент творчества Кустодиева и именно здесь резко выявляется несовпадение оценок и точек зрения. Это само по себе уже свидетельствует о сложности и неоднозначности искусства художника, работавшего на переломе двух исторических эпох и отразившего это в своем творчестве. Противоположность суждений о Кустодиеве касается самого главного — его творческого метода.
Что преобладает в нем — реализм или фантастика? И тогда чем является созданный художником образ России: вымыслом, фантазией или отражением реально существующего? А сам Кустодиев?
Кто он в русском искусстве — одинокий феномен, фантазер и мечтатель, захваченный стихией народного творчества и преданный ему одному? Или художник, рожденный всей величавой историей национальной культуры, решающий те же ключевые вопросы Добра, Свободы, Справедливости, которые всегда составляли высокий смысл русского искусства и литературы, и воспринимавший народное творчество как широкий поток жизнедеятельности народа, вливающийся в общее русло отечественной культуры?
В специальной литературе о Кустодиеве издавна существовали оба эти мнения.
Еще А.В. Луначарский в 1907 году назвал Б.М. Кустодиева реалистом, и уже В.В. Воинов, первый его биограф и автор монографий о нем, выделяет слова художника: «...все мои картины — сплошная иллюзия... »1 — как определяющие его творчество.
С тех пор одни писавшие о Кустодиеве подчеркивали в его произведениях «правду о России» (Т. Коваленская), другие видели в художнике «фантазера», «сказочника» (В. Лебедева), а о его произведениях говорили как о вызывающих «ощущение "грезы"».
Если в центральной прессе оценка творчества Кустодиева различна, то периферийная информация о Кустодиеве в большей своей части исходит из мест, связанных с его пребыванием там, и очень фактологична по своему характеру. Факты жизни и творчества художника выисканы здесь, как правило, неторопливыми и скрупулезными исследованиями, строго аргументированы и убеждают своей доказательностью.
Работы столичных исследователей обусловлены стремлением найти место Кустодиева в общем потоке развития русского и мирового искусства. Исследователи «на местах», занятые препарированием местного кустодиевского материала, на такие глобальные задачи и обобщения обычно не замахиваются.
И если первые являются золотоискателями, разрабатывающими большую золотоносную жилу, то периферийные исследователи промывают золотоносный песок, чтобы добыть крупицы драгоценного металла. И порою эти крупицы меняют привычные суждения и оценки кустодиевского творчества.
Но если периферийные авторы обычно хорошо информированы о том, что пишется о Кустодиеве в центральной прессе, то местная информация, рассыпанная по газетам, брошюрам, журналам и путеводителям, издаваемым областными, районными, городскими и даже поселковыми редакциями, редко используется специалистами, занимающимися творчеством Кустодиева в Москве и Ленинграде.
О Б.М. Кустодиеве, как о Гомере, спорят несколько городов. Честь быть кустодиевским городом принадлежит Астрахани, где художник родился и получил первоначальное художественное образование; Петербургу-Ленинграду, где он учился в Академии художеств и жил потом до своей смерти в 1927 году; Костроме, нежно любимой им. В жизни Кустодиева она стала тем, чем был Барбизон для французских пейзажистов.
С Кустодиевым связана Кинешма, где художник собирал материал для своих первых картин; позднее по дороге в «Терем» Кустодиев почти ежегодно с 1905 по 1915 годы бывал в Кинешме.
Память о Кустодиеве хранит поселок Островское, ранее село Семеновское-Лапотное, куда он приезжал в 1900 — 1902 годах в связи с дипломной картиной «Базар», где жили родственники жены Кустодиева, многочисленные его друзья и знакомые,— места исхоженные и изъезженные художником, особенно после того, как он построил там свой дом-мастерскую «Терем» в деревне Маурино, недалеко от Семеновского-Лапотного.
В поселке Островское сейчас музей Кустодиева, там хранятся и этюды, выполненные художником в округе Маурина и Семеновского-Лапотного. От Островского недалеко до Судиславля, где нередко бывал Кустодиев, его собор запечатлен в одном из этюдов, принадлежащих сейчас Островскому музею.
Кроме того, помнят о Кустодиеве Тутаев (бывший Романов-Борисоглебск), Юрьевец, Рыбинск, Нижний Новгород, Лебедянь, Старая Русса, Новгород — места, где бывал художник: везде есть его горячие поклонники и исследователи.
Наиболее серьезная работа по изучению кустодиевских краеведческих ориентиров проделана в Костроме В. Бочковым. В его книге «Вокруг Щелыкова» о пребывании в костромском краю Кустодиева написано с убеждающей достоверностью.
В Костромской области о Кустодиеве писали местные краеведы, писатели и искусствоведы — В. Васильева, В. Вавилов, Л. Гречнева, А. Афанасьев, А. Лобанов, П. Кульженко, А. Пржиалковский и другие. В Кинешме Кустодиевым увлеченно занимался художник и краевед Б. Матвеев, в Астрахани — историк, краевед и художник А. Марков, художник Н. Скоков. О пребывании Кустодиева в Новгороде писал М. Ромм. Важные для науки сведения содержит статья Э. Выржиковского «Новое о Кустодиеве» о пребывании художника в Романове-Борисоглебске.
Добытая на местах информация настолько целостна и едина по своему смыслу, что выстраивается в определенную систему, сущностную для анализа творчества Кустодиева, с ней нельзя не считаться. Все периферийные исследователи творчества художника делают по сути одно дело — стремятся определить в произведениях Кустодиева реальные ориентиры, связывающие его работы с конкретной местностью, архитектурными памятниками, бытовой средой,— то есть то, что делают исследователи в отношении Л. Толстого, А. Пушкина, А. Островского, Н. Некрасова, Н. Гоголя и других и что составляет исходный пункт всякого исследования о творчестве писателя или художника-реалиста.
Правомерно ли это в отношении Кустодиева, в творчестве которого такую большую роль играет фантазия? Несомненно. Такая информация помогает понять природу фантастического у Кустодиева, уточняет его границы, устанавливает более тонкую меру реального и вымышленного в искусстве художника, чем это делается тогда, когда реальные ориентиры не принимаются во внимание или неизвестны авторам, пишущим о нем.
Наиболее серьезные исследования периферийных авторов содержат иногда ценнейшие факты и учат быть осторожными в выводах, побуждают к исследовательской деликатности в отношении к художнику, внимательности к деталям и частностям, так как они порою являются ариадниной нитью в изучении большого и сложного творческого наследия Кустодиева.
1 Б.М. Кустодиев. Письма. Статьи, заметки, иньервью... Л.. 1967. С. 264.
Оглавление
1-2-3-4-5-6
 Портрет Ю.Е. Кустодиевой (Б.М. Кустодиев, 1925 г.) |  Портрет Филиппа IV (Б.М. Кустодиев, 1904 г.) |  Портрет Ю.Е. Кустодиевой (Б.М. Кустодиев, 1915 г.) |