Кустодиев и Русская народная художественная культура. Страница 1

1-2-3-4-5

Кустодиев и Русская народная  культура

Илья Ефимович Репин назвал Бориса Михайловича Кустодиева «богатырем русской живописи». Борис Михайлович Кустодиев действительно был из породы богатырей. Как могучий Святогор, искавший «тягу земную», чтобы поднять на себя землю, поднял он огромные пласты русской жизни, связанные с судьбой народа, с будущим России. И как Илья Муромец, совершал он свой творческий подвиг, преодолевая тяжелый недуг:

Сиднем сидел Илья Муромец, крестьянский сын,
Сиднем сидел цело тридцать лет.

Земская школа в Московской руси (1907 г.)Четвертую часть жизни просидел художник в своем кресле на колесах и оказался как бы сильнее самого Ильи Муромца. Богатырские подвиги начал совершать Илья, излечившись от болезни, Кустодиев работал тяжело больным, и широкая, полнокровная жизнь, творимая им в искусстве, была важнейшим импульсом, поддерживающим силы художника. Илью Муромца излечили от болезни «калики перехожие» — так называл народ бродячих певцов, наделяя их искусство чудодейственной силой. Приобщение Б.М. Кустодиева к художественной культуре народа было столь же чудесно целительным для художника — он черпал в ней радость, силу и надежду.

Народное художественное творчество сыграло решающую роль в формировании творческой личности Кустодиева. Связь его с художественной культурой народа столь очевидна, что о ней так или иначе говорят все, кто занимался искусством Кустодиева. Проблема «Кустодиев и русская народная художественная культура» не поддается одноп-лановому решению, она глубинна, так как связана не только со сферой творчества Кустодиева, но и его представлениями о национальной жизни, исторической судьбы России. Естественно, эта проблема не решает всего круга вопросов, относящихся к искусству Кустодиева, всех тенденций его развития и творческих связей. Как большой мастер, человек широкой художественной культуры, Кустодиев впитал в себя многое из великого наследия и современного ему искусства— русского и зарубежного. Но ключевой проблемой в анализе искусства Кустодиева является все-таки связь его с русской народной художественной культурой. Не поняв характера этой связи, нельзя постигнуть всей сложной простоты творческой натуры художника. «Создает музыку народ, а мы, художники, только ее аранжируем», — сказал как-то М.И. Елинка в беседе с А.Н. Серовым1. Искусство Б.М. Кустодиева питалось соками народной культуры, и именно глубокое постижение творчества народа определило богатство и своеобразие его искусства. Опираясь на культуру народа, находил он ответ на актуальнейшие вопросы, которые ставило перед ним время, и в первую очередь проблему народности — ведущую проблему русской литературы и искусства начала XX века. Развитие творчества Бориса Михайловича Кустодиева приходится на первые годы нашего столетия (он окончил Академию художеств в 1903 году).

На ярмарке (1910 г., фрагмент)Это время отмечено широким интересом к народному художественному творчеству. Возник он, естественно, задолго до этого времени, еще в XVIII веке были сделаны попытки собирания русских народных песен, а весь XIX век связан с накоплением знаний о фольклоре, народной музыке, народном изобразительном искусстве и театре2. Но обобщающее и комплексное изучение народного искусства и стремление возродить его приходится именно на те годы, когда формировалось творчество Б.М. Кустодиева, — деятельность талашкинских и абрамцевских мастерских, вышивальных школ в Петербурге, многочисленных школ народного искусства, организованных земством в очагах народного творчества — художественных промыслах в селе Красном, Троице-Сергиевой лавре, Федоскине и многих других.

К этому времени относятся записи народных драм, репертуара балаганных театров, публикации народных сказок, былин и песен (Д. Зеленина и Н. Ончукова, Т. Киреевского, Б. и Ю. Соколовых, А. Соболевского, П. Штейна, А. Маркова), издание И. Грабарем первых томов «Истории русского искусства», посвященных народному зодчеству. Накопленные знания позволили увидеть художественную культуру народа в целом, и тогда она предстала перед изумленным взглядом исследователей как единая, богатая и глубоко своеобразная культура.

Оказалось, что в народе издревле живет свой идеал прекрасного, что художественная культура народа имеет свои закономерности, свою образную структуру, свои глубокие и древние корни; что сила народа, пережившего более чем пятисотлетнее угнетение (иноземное иго и рабство крепостничества, более унизительное, чем античное, так как оно существовало внутри нации), не была искоренена, социальное преступление, совершенное самодержавием, не сломило силы духа народа; в нем жила мечта о свободе и счастье, нашедшая свое выражение в декоративно-прикладном искусстве, песнях и сказках, архитектуре, музыке и театре — художественной культуре народа.

Обращение русских художников к народному творчеству на рубеже XIX — XX веков было дальнейшим развитием демократических принципов передвижничества. Если передвижники стремились понять народ, исходя из условий социальной жизни его, угнетенного, поруганного, бесправного, то теперь усилия тех, кто обращался к культуре народа, были направлены на то, чтобы постичь язык самого народа, сущность его художественной жизнедеятельности, его мысли и чувства, выраженные в искусстве.

В профессиональном русском искусстве это проявилось в том, как изменилось содержание народной темы — жалость к народу сменилась восхищением его творящей силой.

Перед художниками открылась сокровищница народного творчества, она виделась непочатой и неиссякаемой. Однако доступ к ней оказался не простым. Художники, соприкоснувшиеся с русским народным искусством, видели, что его вековые традиции разрушаются в условиях капитализма, и стремились задержать этот процесс разрушения, удерживая и возрождая исчезнувшие и исчезающие из народного быта художественные формы, как это делали И. Билибин, Е. Поленова, М. Якунчикова, Н. Рерих, В. Васнецов, С. Малютин, Д. Стеллецкий и другие.

Масленица (1916 г.)Кустодиев не разделял некоторых тенденций времени, отдавая должное деятельности этих мастеров, сам он, один из знатоков народного художественного быта, не принимал участия в руководстве народным творчеством и устранялся от работ в «русском стиле»3.

Стилизаторство было чуждо творческой натуре Кустодиева. Оно всегда вторично и лишено жизненной силы, а Кустодиев не принимал подражательности. Его искусство живое. При всем том, что он щедро черпал из источника народного творчества, он оставлял за собой право на творческий вымысел, вольную перефразировку. Художник воссоздавал не букву, а дух народного искусства. Сколь ни близок он к прототипам народного творчества, он никогда не воспроизводит их дословно, в его искусстве нельзя найти прямых цитат. Кустодиев избежал стилизации еще и потому, что воспринял народную культуру не в прошлом, сколь прекрасным ни казалось бы оно, а в ее настоящем, там, где крестьянская культура выступает на грани с культурой города4.

Из бытовавших в то время народных художественных промыслов ему ближе всего городецкая роспись, широко впитавшая в себя городскую культуру. В произведениях Кустодиева не встретишь расписные ковши и братины для широкого застолья, знаменитые нижегородские прялки, костромские пряники, хотя значительная часть жизни художника прошла на Верхней Волге и он хорошо знал народное творчество этих районов.

Эти формы еще жили в глубине России, но они уже умирали и не характеризовали тенденций развития современного крестьянского быта. Это не значит, что Кустодиев не знал старого народного искусства или не любил его. В картине «Земская школа в Московской Руси» (1907) изображены и резные ковши, и старинный лубок, и древняя набойка. Но позволил себе это художник только в произведении, посвященном Древней Руси.

Крестьяне в деревенских жанрах Кустодиева одеты в современные тройки— брюки, пиджак, жилет, фабричные или сшитые на городской манер платья, картузы; даже старики почти не носят у него зипунов и армяков, а тем более валяных колпаков, какие носили в деревне мужики во времена Некрасова5. Они обычно одеты в городские пиджаки, брюки, жилеты, хотя их одежда сшита из домотканого полотна, а обуты они в лапти.



1 Хоровод (1912 г.)Цит. по: М. И. Глинка о музыке и музыкантах. М., 1954. С. 15.
2 См. основные издания XIX века по народной художественной культуре: Афанасьев А.Н. Русские сказки. М., 1855—1864; Буслаев Ф.И. Перехожие повести и рассказы. М.. 1886; Веселовский А. Старинный театр в Европе. М., 1870; Гильфердинг А.Д. Онежские былины. СПб., 1873; Котляровский А.А. Русская народная сказка. СПб., 1889: Пыпин А.Н. О русских народных сказках. М., 1856; Ровинский Д.А. Русские народные картинки. СПб., 1881; Римский-Корсаков Н. Сборник русских народных песен. СПб., 1876— 1877. Вып. I — II: Сказания русского народа, собранные И. Сахаровым. СПб.. 1841: Снегирев И.М. Русские простонародные праздники и деревенские обряды. М.. 1839; Тихонравов И.С. Миллер В.Д. Русские былины старой и новой земли. М., 1894.
3 См. письмо Б.М. Кустодиева И.А. Рязановскому 23 ноября 1912 в кн.: Б.М. Кустодиев. Письма. Статьи, заметки, интервью. Встречи и беседы с Кустодиевым (из дневника В.В. Воинова). Воспоминания художника. Л., 1967. С. 127.
4 Автор опирался в своей работе в основном на крестьянское народное творчество, как более древнее и характерное для России, тем более что народное городское искусство в истоках своих само опиралось на крестьянскую художественную культуру. Народное городское искусство автором специально не выделяется, а включено в общую структуру народной художественной культуры (вывески, купеческий портрет, балаганный театр).
5 Н. Некрасов в поэме «Кому на Руси жить хорошо» называет их шлыками. Что касается домотканых полотен, то их производство, например, в окрестностях Кинешмы сохранялось еще в 1930—1940-х годах.

Оглавление

1-2-3-4-5


Купчиха за чаем (1918 г.)

Масленица (1919 г.)

Купчиха (1915 г.)