Социальный идеал Кустодиева. Страница 2
1-2-3
Кустодиев шел «не в ногу» с «мирискусниками» и символистами, но «в ногу» со временем, и это доказывает его «родство» (в плане творческих исканий) с Горьким, который тоже ввел (в русскую литературу) купечество как главного «героя времени», проследив его эволюцию, его классовое становление и развитие.
Видимо, Кустодиев, как и Горький, сознавал это «родство», потому что, когда Горький в 1919 году пришел к художнику, они встретились как единомышленники. Горькому близко и понятно было искусство Кустодиева, он приобретал его произведения для музея в Нижнем Новгороде, а художник неоднократно обращался к творчеству писателя, оформив в 1920-х годах несколько книг (обложки) Горького именно таких, где героями были купцы — «Фома Гордеев», «Дело Артамоновых».
Кустодиев оценивал купечество с позиций художника-реалиста, его интерес к этому образу был рожден его общественным сознанием. И нужно отдать должное социальной «обязательности» Кустодиева, который в начале XX века в эпоху интенсивного развития мирового капитализма ввел в искусство русского купца, представителя национальной буржуазии.
Художник дал свой ответ на главный вопрос русской общественной мысли начала века — о развитии капитализма в России, исторических путях Родины.
Конечно, это был ответ не социолога или экономиста, это был ответ художника, своеобразно претворявшего в своем творческом сознании русскую действительность, но побудительным импульсом в рождении кустодиевских героев была классовая расстановка сил в России.
Крестьянская и купеческая темы какое-то время существовали одновременно. Эта их взаимосвязь и взаимообусловленность в сознании художника — знаменательный и многозначительный факт, отсюда нужно исходить в анализе образа купечества в искусстве Кустодиева.
Купеческая тема у Кустодиева родилась в недрах крестьянской, потому что художник в родословной русского купечества различал крестьянские корни. Так оно и было.
Еще во второй половине XVIII века в торговлю начали уходить не только государственные, но и помещичьи крестьяне, отдавая барину значительную часть дохода.
И несмотря на многие препоны, стоявшие на пути торгующего крестьянства, часть его, особенно та, что была связана с производством, наживалась, богатела, оседала в городе, получала права купечества, зачислялась в гильдии, превращаясь постепенно в значительную социальную силу.
Имея возможность наблюдать размах торговых дел костромского и кинешемского купечества или богатейшего купечества Астрахани, Кустодиев, однако, не изображал купцов-капиталистов. Они не интересовали художника.
Он сознательно обходил, будто не замечая его, новый тип русского купечества, сформировавшийся в начале XX века,— представителя новой буржуазии, монополистического банковского капитала.
Эти новые российские купцы были иными, чем те, что знакомы нам по произведениям Федотова или Перова. Владевшие миллионами, они часто имели высшее образование, были меценатами; некоторые из них хорошо были знакомы Кустодиеву, как И. Щукин, владелец знаменитой коллекции современной живописи, или С. Морозов, которого интересовало искусство Кустодиева и который время от времени покупал его произведения. В творчество Кустодиева вошли другие купцы старого, докапиталистического типа.
Его купец функционирует в сфере товарообмена, купли-продажи, это купцы-торговцы, владельцы магазинов и лавок.
Изображая своих купцов, Кустодиев как бы исследует проявление в их жизни национальных, народных начал, связанных с жизнью крестьянства. Кустодиева интересуют главным образом эстетические вкусы и обычаи жизни купцов.
Купцы Кустодиева празднуют те же праздники, что празднует и народ, — Масленицу, Троицу, Пасху — празднуют так, как празднует народ, соблюдая главным образом их идущую от древних, дохристианских времен обрядность: на Масленицу — катанье с гор, состязания на тройках, балаганные представления, обильная еда; на Пасху — христосование и все то, что связано с пасхальными трапезами; на Троицу — карусели, качели, катанье на лошадях, нарядные одежды, цветы, пряники.
Купцы и купчихи Кустодиева носят дорогие меха, купеческие жены демонстрируют роскошные шали, пуховые платки, шелковые платья, драгоценности, как бы осуществляя в действительности народные представления о «хорошей жизни» — богаты, нарядны; вспомним, что герои русских былин обычно богато одеты; там часто фигурируют «злато-серебро», «скатный жемчуг», «бархат».
Создатели былин обстоятельно, со вкусом и знанием дела останавливаются на всех деталях и подробностях одежды, а дородность тоже входит в народные представления об идеальном герое — «дородный красный молодец».
Однако в рожденных крестьянской средой эстетических идеалах купечества нарушены чувство меры, благородная простота и гармония, присущие народному художественному вкусу.
Они страдают избыточностью, чрезмерностью, вызванными стремлением купечества показать свой высокий имущественный ценз.
Как живописец Кустодиев «осваивает» купеческий эстетический идеал — эту перегруженность богатств, находя им некий художественный эквивалент; для него шелка, бархат, меха имеют свои чисто живописные ценности, и вместе с тем он воспринимает эти богатства в их образной значимости.
Сознавая лежащую в основе купеческого довольства власть денег, Кустодиев не демонстрирует, однако, купеческую страсть к наживе, хотя и не забывает о ней, о чем говорит уже известное нам его полотно «Купец, считающий деньги» (1918).
Процесс купеческой эксплуатации, когда в погоне за прибылью русский негоциант «не пожалеет брата родного» в самом прямом и буквальном смысле (как об этом повествует Мельников-Печерский в романе «В лесах», рассказывая о судьбе двух братьев-купцов), выжимание «прибавочной стоимости» не изображает Кустодиев. Он и не идеализирует купцов: они невежественны, косны, ограниченны, самодовольны, тупы, но в изображении художника они не алчны.
Их хищничество, эксплуататорская сущность остаются у Кустодиева где-то за пределами картины — в его изображении они мирны, добродушны, патриархальны, процесс торговли их как бы даже не интересует. Сами они обычно не торгуют, поручив это приказчикам и сидельцам, а если и торгуют, то лениво и как бы нехотя. Главная их забота — продемонстрировать свое довольство, финансовое могущество, самое большое их удовольствие — показать свое имущество: собольи шубы, куньи воротники, дорогие шали, шапки, платья.
Купцы Кустодиева — потребители, они поглощают творческую инициативу народа, поглощая все, что создает народ. В этом их паразитическая сущность. И недаром М. Нестеров при своем посещении Кустодиева в марте 1923 года говорил художнику, что раньше его раздражало кустодиевское стремление, как он думал, «смеяться над ними (купцами), выставлять на посмешище»1.
Кустодиев и смеялся над ними, но на посмешище своих купцов не выставлял, не нагнетая отрицательных эмоций, и не педалировал своего отрицательного отношения к ним. Прямое обличение — не его сфера, там где он это делает, как, например, в «Купчихе, пьющей чай» (1923) или «Красавице» (1921), его произведения теряют присущее им обаяние. С другой стороны, автор по-своему любит своих героев, и, наконец, положительное и отрицательное в них так сложно диффузно, что не поддается простому разложению на хорошее и плохое.
В этом смысле Кустодиев отличен от А. Островского, с которым он так близок как бытописатель— и типажом, и изображаемой средой, и даже «географией» своих произведений.
Герои Островского при всей их яркой и жизненной убедительности сразу определяются писателем как положительные и отрицательные, кустодиевские герои менее выражены как личности, индивидуальности, это скорее типы, но отношение к ним художника более сложно.
Многослойность купеческих образов у Кустодиева определяется наличием в них, с одной стороны, корыстно-приобретательского начала, с другой— народных жизненных устоев и эстетических представлений. Купцы Кустодиева — русское купечество докапиталистической формации со своими окладистыми бородами, долгополыми сюртуками и сапогами.
Купеческие моды были очень устойчивы. Во времена Кустодиева купцы носили и современную европейскую одежду, и сохранившиеся в своем неизменном виде купеческие костюмы, сложившиеся еще в 30—40-х годах XIX века, когда были написаны «купеческие жанры» Федотова и начал зарождаться как жанр купеческий живописный портрет, хорошо известный Кустодиеву.
Таким образом, и здесь художник не изменяет исторической правде, недаром Нестеров назвал его «историческим живописцем».
Капитализм Кустодиев-художник не приемлет в первую очередь за его космополитизм, убивающий национальное своеобразие и национальную суверенность.
Сознавая неизбежность капитализма в России и мучимый этим сознанием, Кустодиев создает в своем искусстве утопическую модель социального устройства России, где как бы обходит капитализм как современную стадию развития русской буржуазии. Не скрывая в своем искусстве социального неравенства в созданном им образе России, Кустодиев не подчеркивает его.
В произведениях художника, как в утопическом «Городе Игната», гармонически сосуществуют различные социальные слои, а купцы мирно вросли в народную среду, в жизнь провинции как своеобразный ее экономический регулятор.
1 Б.М. Кустодиев. Указ. соч. С. 251.
1-2-3
 Генерал от инфантерии Христофор Христофорович Рооп (Б. Кустодиев,1902 г.) |  Эскиз женского костюма (Б.М. Кустодиев, 1923 г.) |  Первомайский парад. Петроград. Марсово поле (Б.М. Кустодиев, 1920 г.) |