1922. 10 января.

Застал Бориса Михайловича за работой над «Лотом», которое он пишет для А. Н. Бенуа. Он бросил работу и стал мне показывать свою первую пробу (шесть различных etats) портрета купца, сделанного на линолеуме, и при содействии Киры отпечатал для меня один оттиск. Так как он намазывает краску на клише кисточкой, я обещал принести валик и плитку, а также камень для точения стамесок.

Сделана эта гравюра очень хорошо; с чрезвычайно живописным подходом к решению задачи и только одним инструментом — узкой полукруглой стамеской. Б. М. начал и очень подвинул уже другую гравюру — «Русская Венера». Получается очень интересно; белая фигура на черном фоне и клубы пара. Он увлечен чрезвычайно, перед ним вырисовывается целый ряд работ, и он уже видит, как их решит. Мечтает о серии литографий, но просит никому об этом не рассказывать — «пусть это будет пока нашим секретом! А затем мы преподнесем его нашим друзьям».

Кира показывал мне оригинал экслибриса, сделанного для него Б. М., а также ряд рисунков отца. Между прочим, замок с подъемным мостом (акварель, сделанная для детей), автокарикатуру, автопортрет в корсете, кроки композиции «Петр Великий», летящих амуров, а также эскизы декораций, задника и двух ваз для спектакля, поставленного в 1920 году в Крестовском коммерческом училище, где учился Кира. Эти декорации для пьесы «Романтики» исполнены в стиле Ватто, казалось бы, столь чуждом Борису Михайловичу, но полны необычайного блеска и изящества.

Стали собираться на заседание члены общества «Мир искусства». Первым пришел Д. И. Митрохин... Потом — Н. Э. Радлов. Разговор зашел о К. С. Петрове-Водкине и Кареве. Радлов считает Петрова-Водкина глубоко несчастным, так как все его теории только вредят ему; он сам, особенно в натюрмортах, положительно гениален, но его теории к ним не применимы. Он не может найти соответствия между своим творчеством и собственными теоретическими построениями. Б. М. вспоминал, как на выставке «Мира искусства» К. С. Петров-Водкин «шумел», скандалил и приставал ко всем со своим «Красным конем». Любое соседство ему мешало. Он всем доказывал, что только «Купанье красного коня» — настоящая живопись и что эта картина убивает всю выставку, так как остальное не настоящая живопись. В конце концов сцепился с Н. К. Рерихом, и даже этот выдержанный человек разругался с ним. Кузьма Сергеевич все требовал, чтобы его картину повесили на самой видной стене, а Кустодиев посмеивался, говоря, что он все же ниже маляра. «Вот если бы пришел маляр с ведром киновари и замазал рядом стену, он убил бы твоего "Коня", который показался бы тусклым, бледным, а пятно маляра обращало бы на себя всеобщее внимание». Подобных «теоретиков», которые думают, что, если найдешь «закон живописи», найдешь рецепты, то «будешь всем», гением, — Борис Михайлович называет «Сальери»; у него есть знакомый музыкант, который, возмущаясь неорганизованностью музыкального творчества в смысле открытия «законов творчества», указывает, что ноты всегда одни и те же, но комбинации их очень различны. Вагнер, Скрябин, Бетховен и прочие — совсем не одно и то же. «Но ведь именно в этом-то и прелесть, и чудо творчества, которое не уложить в прокрустово ложе сальериевых теорий». Теории могут выводиться потом, post factum, а насиловать их априорно нельзя, — тогда смерть искусству...

Пришел М. В. Добужинский... Речь зашла о названии «Плеяда» или «Плеяды» для нового общества художников, возникающего вместо старого «Мира искусства»1. Мстислав Валерианович говорит: «По городу уже ходят разговоры о новом названии; его считают слишком нескромным». Н. Э. Радлов шутливо приводит наведенную им справку о Плеядах или Плеяде. С астрономической точки зрения... это семь сестер, дочерей какого-то царя, превратившиеся в созвездие. Число звезд Плеяд, однако, колеблется от 6—7 до 250, в зависимости от того, смотреть ли на них невооруженным глазом, в простой, полевой бинокль или телескоп. Добужинский показал марку общества «Плеяда», которую он уже успел спроектировать: круг, сверху надпись «Плеяда», в круге цифра 23, а кругом нее на черном фоне звезды, внизу — «общество художников». Борис Михайлович: «Тут не без масонства! Число семь опять выплывает, я снова предлагаю название „Радуга"... Еще может быть название "Остров", но без прилагательного это невразумительно»; я предлагаю «Таинственный остров» — загадочно и напоминает Жюль Верна!..

Затем один за другим появляются А. Ф. Гауш, К. С. Петров-Водкин и Ф. Ф. Нотгафт. Юлия Евстафьевна угощает чаем. Кузьма Сергеевич сообщил, что «по городу» уже ходит экспромт о «Плеяде», исходящий из дружественных кругов:

Искусства Мира нам не надо,
Раз появилася... «Плеяда».

Мне с огромным сожалением пришлось оставить интересную беседу, полную остроумия и шуток, чтобы идти на скучное заседание в Дом ученых.


1Новое выставочное объединение, о котором идет речь, создано не было. В этом же году в Аничковом дворце открылась выставка «Мира искусства».

Предыдущая запись

Следующая запись


Сапожник (Б.М. Кустодиев, 1924 г.)

Сенокос (Б.М. Кустодиев, 1910-е гг.)

Сумерки в Судиславле (Б.М. Кустодиев)