В. В. ЛУЖСКОМУ
31 авг[уста] 1919 [Петроград].
Дорогой Василий Васильевич,
Давненько мы с Вами не беседовали, так много воды утекло за это время, так много было пережито.
Правда, Вы угадали, был я на Вас в обиде и пишу Вам это откровенно.
Теперь это дело прошлое и, по рассуждении, м[ожет] б[ыть] и не так на самом деле было, как казалось, но тогда мне представлялось все дело в таком виде; этот злополучный пункт № 3-й в контракте, по которому я должен был ехать в Москву или отказаться от постановки... Я категорически тогда же, перед приглашением Вашим меня, написал Вам, что я абсолютно не могу передвигаться не только в другой город, а даже и здесь — исключая передвижения из комнаты в комнату при помощи костылей — и вот вместо того, чтобы Вам, как мне казалось, при самом начале нашей работы заявить в Театре, что это одно из необходимых условий — мой неприезд в Москву, мне присылается этот злополучный контракт и только после моих неоднократных просьб оформить, наконец, мое приглашение, когда мы с Вами уже начали работу, кое-что было сделано, и я начал уже переделывать эскизы согласно Вашим указаниям. Я и подумал, что Вы просто игнорируете мое заявление о невозможности приехать, или... или по каким-либо причинам, мне неизвестным, не очень хотели, чтобы я делал постановку и это только (пункт 3-й контракта) замаскированный отказ; ибо я не предполагал, чтобы Вы после моего категорического заявления, что я не могу ехать и всю постановку сделаю заглазно, все-таки предполагали думать, что я могу приехать.
А готовность моя работать была очень большая. Я уж и так сделал громадные уступки тогда дирекции, отдавая за ту же плату и все эскизы — попросту говоря даром, ибо их плата это не плата, а один анекдот. Но я шел и на это — так мне хотелось видеть «Снегурочку» в моей постановке. И вот вместо того, чтобы оценить мою готовность работать и идти навстречу предложениям театра, дирекция мне преподносит эту поездку в Москву. Ну, уж это меня просто возмутило. Или, думаю, там не знают, что такое работа художника для театра, или [это] просто издевательство. Думалось также, что Вы, зная мое положение, просто там же заявите, что этот пункт для меня вообще невозможен и что его нельзя включить в контракт, а вместо этого я получаю телеграмму, что Дирекция настаивает на нем. Чтобы прекратить все это, я написал ответ, что отказываюсь от постановки. — Я теперь и вижу, что надо было это сделать, ибо кроме неприятностей, массы затраченного времени и труда [я ничего не имел бы], и все это даром [пришлось] бы сделать. Ну, а по нашему времени такая работа стоит больше.
Во всяком случае, теперь у меня никакого недоброго чувства к Вам нет, а тогда было очень обидно, и особенно получить это как будто и при Вашем (так мне тогда казалось), быть может, некотором участии, выразившемся в несвоевременном предупреждении Дирекции о моих исключительных условиях (невозможности приехать в Москву). Ну, да все это прошло и не стоит повторять неприятные вещи. Повторяю, я так же люблю Вас и так же расположен, как и раньше, и мне было очень приятно получить от Вас письмо. ...Я тоже занят театром — сделал эскизы для Мариинского театра для «Вражьей силы» с Шаляпиным, пойдет в конце месяца или в окт[ябре]. Потом буду делать для «Сорочинской ярмарки» в Народном Доме и «Ревизора» для Малого Драматического (режиссер Попов).
Устали мы все страшно! Второй год безвыездно в городе, без прислуги, теперь жена целый день в кухне, все время занято поисками продовольствия, и ужасающие цены на все!!! Как все это выдерживаем, один бог знает. Я все как-то крепился до сих пор, а теперь, чувствую, сдал...
ММХАТ, архив Лужского, № 123.
 Купальщица (Б. Кустодиев, 1921 г.) |  Купчиха (фрагмент) |  Осень над городом (Б.М. Кустодиев, 1915 г.) |