1923. 18 февраля.
...К концу обеда пришел К. А. Сомов. В столовой зашел разговор о рисунке... Б. М. стал жаловаться на трудности в его работе: «Вот блина даже не могу разрезать без усталости, а тут надо работать». Только что он закончил портрет H. Н. Кузьмина для Музея Красной Армии: «Когда начал работать, думал, что ничего не выйдет, руки трясутся, кисть пляшет, но потом дело пошло на лад».
Б. М. с сожалением отмечает, что не чувствует сразу пропорции или, случается, видит ошибки, но все-таки их делает и лишь потом исправляет. «Это, по-видимому, — говорит он, — общий недостаток нашего художественного воспитания. Ведь Серов тоже мучительно добивался этих пропорций и отношений, у него нет, как, например, у Рубенса или Ван Дейка, ни одной головы как органического целого; есть великолепно схваченные глаза, рты, носы, но все это иногда как-то неловко слеплено друг с другом; не получается именно монолита, головы; у Репина — у того это есть».
Константин Андреевич говорит, что это достигается как-то сразу» чувством, об этом не следует думать, а как начнешь размерять» непременно наврешь и не выберешься из этого тупика. В. А. Серов то же самое — начинал великолепно, все ставил на свое место сразу (например, портреты артистов Художественного театра в собрании Гиршмана в Москве1), и если останавливался на этой стадии, то создавал шедевры; но зачастую ему где-нибудь чудилась ошибка, тогда начинались исправления, размеривания, и часто ему даже не удавалось снова прийти к верной исходной точке, к правильно взятому с самого начала направлению.
Потом вспомянули портреты К. Брюллова, Левицкого, Рокотова. По мнению Константина Андреевича, брюлловские портреты красивы н хорошо, уверенно построены, но непохожи, чувствуется трафарет. Поражались уменью старых мастеров схватывать сходство и все объединять. «Ведь Екатерина II позировала только иностранцам (Лампи, Рослену — последним была недовольна), а Левицкий, Рокотов... дай бог, чтобы издали взглянули на нее при проходе по залам, — а теперь, как покажется, что модель чуть сдвинулась, уже просишь немножечко повернуть голову влево или вправо», — сказал Б. М. Кустодиев. К. А. Сомов ответил: «Да, там не было этого серовского или моего высиживания и замучивания модели!» Борис Михайлович: «А как писал Ван Дейк? Вероятно, не торопясь и спокойно». Константин Андреевич: «Не думаю, ведь время было с повышенным темпом, тоже была революционная эпоха, и женщины, с которых Ван Дейк писал, тоже принимали участие в жизни страны. У Ван Дейка два рода портретов — одни условные и прикрашенные, другие мастерские и очень жизненные (сделанные как бы для себя)...»
К. А. Сомов пришел не с пустыми руками, а принес новую картину, написанную с неделю тому назад2. Это ответ на картину Б. М. Кустодиева «Домовой». Когда мы перешли в мастерскую, Константин Андреевич показал свой подарок... Это — чудо сомовского мастерства... На кровати спящий молодой человек, ему снится целующая его женщина. Ее лицо и верх туловища ясно видны и освещены, а дальше она самым причудливым образом сливается со спящим; ее формы чуть просвечивают, угадываются. Сначала думаешь: ого! вот так штука... но вглядываешься и видишь, что ничего «такого» нет! Вся сцена освещена огнем свечи, стоящей где-то внизу слева. Выражение лиц, как всегда у Сомова, изумительное.
Затем Б. М. показал своя замечательные иллюстрации пером к «Леди Макбет Mценского уезда» H. С. Лескова3. Несмотря на свои постоянные сетования и примечания, что он не график, на самом деле он нашел совершенно своеобразную свободную технику штриха, как бы офортного, и даже если и есть дрожание руки, то в ней масса инквантности (я вспомнил рисунки Пуссена!).
Были И. М. Степанов и Червягин4, сваливают на меня задержку в издании монографии, принесли Б. М. «Медного всадника»5, от которого он в восторге как от издания, да я сами иллюстрации находит изумительно родственными тексту Пушкина...
Константин Андреевич поражался, как Б. М. мог написать портрет Ф. И. Шаляпина. Кустодиев описал действительно совершенно невероятную обстановку этих сеансов. Во-первых, сам Шаляпин такой огромный, комната для него мала, так что художник не мог охватить его фигуры целиком. Тут нужен был отход по крайней мере раза в два-три больше. Был выполнен этюд и ряд подготовительных рисунков. Затея перенесение на огромный холст по клеткам. После этого картину наклоняли так, что Борису Михайловичу, сидя в кресле, приходилось работать, глядя вверх, как плафон (это с его-то болями в шее, в руках!). Б. M говорит, что порой он сам как-то плохо верит в то, что написал этот портрет. Настолько он работал наугад и ощупью. Мало того, он ни разу не видел этого портрета целиком в достаточном отдалении и не представляет себе, насколько все удачно вышло. Это прямо поразительно! Ведь это один из самых «цельных» и удивительно слитных портретов Кустодиева. Трудно себе представить, как мог Борис Михайлович создать такую махину видя лишь небольшие участки своей работы и даже не взглянув на целое... Какой изумительный расчет и уверенность в своей работе!
По уходе К. А. Сомова мы с Юлией Евстафьевной уложили Б. М. в постель, и я начал читать... Попутно он сделал целый ряд ценных добавлении, развитии мысли, По-видимому, Борису Михайловичу совершенно искренне понравился мой текст, он нашел его серьезным и весьма интересный для всякого действительно интересующегося его искусством.
Вот его замечания при чтении IV и V глав: толчок к занятию скульптурой был дан первой поездкой по Италии, где Борис Михайлович особенно увлекался итальянской скульптурой в Риме; затем в Париже, в Лувре, он проводил массу времени, любуясь скульптурами Гудона, Ж. Гужона, Карпо и других. Восхищался он средневековыми «Плакальщицами».
Итальянцев Б. M. очень любит и в восторге от таких мастеров, как Тинторетто, Тициан, но голландцы в галерее Doriа его тронули до слез своей простотой, задушевностью и безыскусственностью. Когда а коснулся в своей книге вопроса о выработке Кустодиевым техники и упомянул, что он не увлекался техникой современных французов, Борис Михайлович это опроверг. Он очень любит, например, Шарля Когте (его любит, между прочим, и А. Н. Бенуа); удивительно близки Кустодиеву содержание и настроение его живописи, как и фактура письма — густая, эмалевая. Так что нельзя сказать, что он ничего не воспринял от современных европейских художников, а кое-где он пользуется, по его признанию, приемами импрессионистов.
Нужно отметить в пятой главе его замыслы создать настоящую русскую картину, которая бы охватила целиком русскую жизнь и душу. Была бы органическим и единым целым. Эскизы к постановке «Горячего сердца» Островского для театра Незлобина Борис Михайлович делал в Швейцарии. Постановку видел позднее — в 1914 году.
Моя книга в первом чтении ему очень понравилась. Он говорит, что ему приятна простота, отсутствие всяких вычур и концентрация действительно конкретных данных и выводов. «Вот вы читаете, а у меня уже ряд новых мыслей и планов. Слушаю вашу книгу с таким интересом, будто не про меня написано, а между тем мысли все очень меткие и верные. Она дает толчок к мыслям и творчеству...»
После чтения книги мы рассматривали его «Народные типы» (издание «Аквилона»), которые скоро выйдут с предисловием Евгения Замятина6. Этот текст очень нравится Борису Михайловичу. Замятин там говорит о существовании мифического города Кустодиевска, где сконцентрировалось все специфически русское.
1В собрании В. О. Гиршмана в Москве находились рисованные В. А. Серовым портреты К. С. Станиславского, И. М. Москвина и В. Н. Качалова (карандаш, 1908).
2В дневнике К. А. Сомова за 18 февраля 1923 года записано: «Часов в 5 ушел пешком к Кустодиеву. Снес ему мою картинку "El sucubo". Она ему и присутствовавшему Воинову очень понравилась, и они ее долго рассматривали. Борис Михайлович показал мне иллюстрации к „Леди Макбет Мценского уезда" и воспроизведения с его „Русских типов". Он был довольно веселый и бодрый, хотя вообще ему хуже, он всего пять часов в день может сидеть в кресле».
3Книга Н. С. Лескова «Леди Макбет Мценского уезда» с рисунками Кустодиева (обложка, титул и 31 иллюстрация), выполненными в 1923 году для издательства «Аквилон», была издана уже после смерти художника, в 1930 году, Книгоиздательством писателей в Ленинграде.
4Иван Михайлович Степанов и Николай Николаевич Чернятин — руководители Комитета популяризации художественных издании при Российской Академии истории материальной культуры.
5Речь идет о только что изданной книге «Медный всадник. Петербургская повесть А. С. Пушкина. Иллюстрации А. Н. Бенуа». П., Комитет популяризации художественных изданий, 1923.
6Русь. Русские типы Б. М. Кустодиева. Слово Евг. Замятина. П., «Аквилон», 1923.
 Под милашкину гармошку.... (Б.М. Кустодиев, 1927 г.) |  Подписывайтесь на 1927 год на ежедневную газету Известия ЦИК СССР и ВЦИК (Б.М. Кустодиев, 1926 г.) |  Петр Великий (Б.М. Кустодиев, 1911 г.) |